Причем, по памяти-ощущениям это было меньше трети тамошних страниц (этой книги, то есть). За неимением о ту пору интернета, мне они были предоставлены в ксерокопии, и я их, естественно, заказчику вернул по окончании. Сейчас оригинала в сети не найти... И титульной страницы у меня не было тогда, автора не знаю...
И вот, у меня из этого перевода осталось чирка 100 тыс. знаков, поскольку через полгода жесткий диск моего тогдашнего компьютера стал сыпаться и помирать постепенно, и что удалось спасти. А может и по беспечности-расп#здяйству, сейчас уже и не вспомнишь...
А в моих мозгах от этой работы осталась глубокая борозда: я как будто прожил героем монографии, Петром Андреевичем, его весьма длинную жизнь (84!), переплывая от радикально-либеральных убеждений (пора дружбы с Пушкиным) к ретроградно-консервативным (период Крымской войны).
К переводам:
И вот, мой (не мой!) герой, но почти что я, ПЕРЕВЕЛ штукенцию Бенжамена Констана "Адольф" ("История молодого человека XIX века"). И вот, наперекор всему пафосу Ломоносова и Тургенева об универсальном превосходстве и величии русскАго языка, Петя Андреич жалится в письмах собутыльникам, что нет, к сожалению, в русском языке необходимых лексических и синтаксических инструментов, чтобы передать все тонкости французского оригинала. И вот, дескать, я (он) как сумел, уж не обессудьте...
Ну "попытки, если не пытки" - трогательны, не правда ли?
Посылая Баратынскому на просмотр свой перевод „Адольфа“, Вяземский очевидно высказал свои соображения о трудности передать по-русски все оттенки „Адольфа“, потому что Баратынский ответил ему следующее: „Чувствую, как трудно переводить светского Адольфа на язык, которым не говорят в свете, но надобно вспомнить, что им будут когда-нибудь говорить и что выражения, которые нам теперь кажутся изысканными рано или поздно будут обыкновенными. Мне кажется, что не должно пугаться неупотребительных выражений. Со временем они будут приняты и войдут в ежедневный язык. Вспомним, что те из них, которые говорят по-русски, говорят языком Пушкина, Жуковского и вашим, языком поэтов, из чего следует, что не публика нас учит, а нам учить публику“.
Робяты, это тогда было, типа как перевод Шекспира на феню:
Сонет № 66 В.Шекспира
Достатый в пень, готов я жать на стоп:
Мне жить в ломы, где пашут за ништяк;
Где мазу держит оборзевший жлоб,
Не ладит правда с истиной никак.
Где честь за блеск подкатом смещена,
Торгаш толкает телок за пятак;
Где ясность совершенств зачмарена,
Круть обувает в легкую - хиляк.
Где режет языки авторитет,
Где грозен фуфлогона умный вид,
Где хмырь лажает искренность, как бред,
Добро на цырлах перед злом стоит.
Достатый в пень, я б дернул за стоп-кран,
Да без кента сопьется корефан.
Или Пушкина:
Фима Жиганец
Мой дядя, честный вор в законе,
Когда зависнул на креста,
Он оборзел, как бык в загоне,
Хоть с виду был уже глиста.
Его прикол - другим наука;
Но стремно - век я буду сука! -
Сидеть с "доходом" день и ночь -
Ни выпей, ни поссы, ни вздрочь,
Какой же блин дешевый зехер -
Мне с бабаём играть в жмурка,
Ему смандячив кисляка,
Колеса гнать за делать нехер,
Вздыхать и бормотать под нос:
"Когда ж ты кони шаркнешь, пес!"
Или как вот это знаменитое историческое эссе Льва Николаича Гумилева:
[Снегов С. Язык, который ненавидит - М.: Просвет, 1991. - С. 202-204.
Примечание: В круглых скобках идут дополнения к аутентичному тексту Льва Гумилева, сделанные Сергеем Снеговым]
Лев Николаевич Гумилев (1912-1992)
ИСТОРИЯ ОТПАДЕНИЯ НИДЕРЛАНДОВ ОТ ИСПАНИИ
В 1565 году по всей Голландии пошла параша, что папа - антихрист. Голландцы стали шипеть на папу и раскурочивать монастыри. Римская курия, обиженная на пахана, подначила испанское правительство. Испанцы стали качать права - нахально тащили голландцев на исповедь (совали за святых чурки с глазами). Отказников сажали в кандей на трехсотку, отрицаловку пускали налево. По всей стране пошли шмоны и стук, спешно стряпали липу. (Гадильники ломились от случайной хевры. В проповедях свистели об аде и рае, в домах стоял жуткий звон). Граф Эгмонт на пару с графом Горном попали в непонятное. Их по запарке замели, пришили дело и дали вышку.
...Тогда работяга Вильгельм Оранский поднял в стране шухер. Его поддержали гезы (урки, одетые в третий срок). Мадридская малина послала своим наместником герцога Альбу. Альба был тот герцòг! Когда он прихилял в Нидерланды, голландцам пришла хана. Альба распатронил Лейден, главный голландский шалман, остатки гезов кантовались в море, а Вильгельм Оранский припух в своей зоне. Альба был правильный полководец. Солдаты его гужевались от пуза. В обозе шло тридцать тысяц шалашовок. (На этапах он не тянул резины, наступал без показухи и туфты, а если приходилось канать, так все от лордов до попок вкалывали до опупения. На Альбу пахали епископы и князья, в ставке шестерили графья и генералы, а кто махлевал, тот загинался. Он самых высоких в кодле брал на оттяжку, принцев имел за штопорил, графинь держал за простячек. В подвалах, где враги на пытках давали дуба, всю дорогу давил ливер и щерился во все хавало. На лярв он не падал, с послами чернуху не раскидывал, пленных заваливал начистяк, чтоб был полный порядок).
Но Альба вскоре даже своим переел плешь. Все знали, что герцог в законе и в лапу не берет. Но кто-то стукнул в Мадрид, что он скурвился и закосил казенную монету. Альбу замели в кортесы на общие работы, а вместо него нарисовались Александр Фарнезе и Маргарита Пармская (два размолоченных штымпа), рядовые придурки испанской короны.
В это время в Англии погорела Мария Стюарт. Машке сунули липовый букет и пустили на луну. Доходяга Филипп послал на Англию непобедимую армаду (но здорово фраернулся. Гранды-нарядчики филонили, поздно вывели армаду на развод, на армаде не хватило пороху и баланды. Капитаны загачили пайку на берегу, спустили барыгам военное барахлишко, одели матросов в локш, а ксивы выправили на первый срок, чтоб не записали промота. Княжеские сынки заряжали туфту, срабатывали мастырку, чтоб не переть наружу). В Бискайском море армаду драла пурга. Матросы по трое суток не кимарили, перед боем не покиряли. Английский адмирал из сук Стефенс и знаменитый порчак Дрей разложили армаду, как бог черепаху. Половина испанцев натянула на плечи деревянный бушлат, оставшиеся подорвали в ховиру.
Голландцы (обратно зашуровались и) вусмерть покатились, когда дотыркались про армаду. Испанцы лепили от фонаря про победу, но им не посветило - ссученных становилось меньше, чесноки шерудили рогами. Голландцы восстали по новой, а Маргарита Пармская и Александр Фарнезе смылись во Фландрию, где народ клал на Лютера.
Так владычество испанцев в Голландии накрылось мокрой...
Таймыр, Норильсклаг, 1939 г.
Комментариев нет :
Отправить комментарий