Серджо Леоне. Факультет ненужных вещей

Книжная полка

Нифига себе! Оказывается, "Факультет ненужных вещей" на итальянский перевел аж Серджо Леоне! (С подстрочника, наверное. Вряд ли он русский знал. Может, просто свое имя дал, чтобы итальянцы обратили на книгу внимание, прочитали). Ну и, из-за масштаба деятеля, на многих итальянских сайтах эту книгу упоминают как книгу двух авторов, через запятую: Юрий Домбровский, Серджо Леоне.

La facoltà di cose inutili
Torino, EINAUDI, 1979
543 p. 22 cm. Tit.orig: Fakul'tet nenuznych vescej. Traduzione di Sergio Leone.

Вот отрывочек, чтобы знали, о чем речь, если кто вдруг не читал:

Ну а в истории с Христом в чем дело?
- Ну и тут, конечно, сыграли роль эти оперативные соображения, - улыбнулся Корнилов, - как же без них? Дело в том, что Христос был очень осторожен. Словить на слове его не удавалось. На самые провокаторские вопросы он давал резкий отпор. Был остроумен и находчив. И вообще следовал в этих случаях принципу: "Божье - Богови, кесарево - кесарю. То есть вот земля, вот небо. Землю берите себе, небо оставьте мне, и давайте помиримся на этом. Но, конечно, в семье учеников, с самыми близкими людьми он и о земле говорил иначе. Так вот, чтобы засечь эти разговоры, нужен был кто-то из учеников. И не один ученик, а по крайней мере два. А так как государственного обвинения в то время не было, то без этих свидетелей не только обвинить, но и привести в суд было невозможно. Доставлялся преступник обвинителем, истцом. Так вот, таким истцом был Иуда, и в этом случае за что ему платили тридцать сребреников - понятно. Причем и обстановка создана подходящая: уединенное место за городом, пустующее помещение, глубокая ночь, кучка заговорщиков, какая-то смутная тайна, окружавшая этот арест. Но в таком случае должен быть еще один свидетель - этот не хватает, не обличает, не приводит стражу. Он только молча присутствует, а потом дает показания. И такой человек в деле Христа был, но появился он только однажды на заседании синедриона. Его выслушали и отпустили. Поэтому кто он, мы не знаем. Только это был кто-то из людей очень близких Христу - такой близкий, что когда учителя арестовали, а потом поволокли на судилище, он ходил и плакал вместе со всеми. Можно же себе представить, что почувствовал Христос, когда его увидел там и он заговорил. Но тайна так и осталась за закрытыми дверями. Христос ее так и не сумел передать своим ученикам.
- А сам Иуда?
- И Иуда не захотел передать, хотя мог бы. Роль его была иная. Он должен был привести толпу, то есть предать явно и публично. Так от него потребовали его хозяева. Почему он пошел на собственную гибель - не ясно. Должно быть, уж слишком сильно запутался. Ведь он был казначеем, то есть самым деловым лицом в свите Христа. Вероятно, он исполнял и какие-то другие поручения. Был связным, ну или что-нибудь в этом роде, и его поймали. Во всяком случае, менять денежный ящик Христа на тридцать сребреников синедриона, это по старому счету 22 рубля золотом, ему явно никакого смысла не было. А синедрион потребовал от него за эти тридцать монет не только голову Христа, но в придачу еще его собственную шкуру и душу. Ведь таким судам нужны иногда свидетели, которые публично предают других, только губя себя, то есть через свой собственный труп.
- Да, да, - Суровцев бросил на Корнилова какой-то косой, быстрый взгляд и снова заходил по комнате. Прошелся, встал, снова сел. Вынул из стола папиросы, но курить не стал, а так и забыл их в руке. - Скажите, а Христос о том - втором - никак не догадывался? Или, может быть...? - спросил он.
- Нет, с уверенностью можно сказать, что нет. Только про Иуду он откуда-то узнал заранее...
[....]
- Слушайте, - воскликнул вдруг Суровцев с настоящим волнением, - а не может быть, что этот второй кто-то посторонний, не из учеников, а так... Ну провел Иуда кого-то на чердак и спрятал, или у дверей поставил, или там занавеской где-нибудь укрыл... Ведь он, говорите, был казначеем, значит, заведовал хозяйством, а они по дворам ходили... И помещение тоже, очевидно, отыскивал он, так что спрятать любого мог. Таких случаев сколько угодно. Так вот не мог это быть посторонний? - И Корнилову показалось, что почти мольба прозвучала в словах следователя, но он помотал головой.
- Увы, вряд ли. В той старой книге, где написано об этом втором, - а это иерусалимский Талмуд, изданный в 1645 году в Амстердаме, - прямо сказано: "Показали на него два ученика и привели его в суд и обвинили". Ученики! Но ведь мы-то знаем только одного ученика - Иуду. Где же второй-то?